Итак, воскресение мертвеца четыредневного не осталось без действия - дщерь Сионова пробудилась! И смотрите, с каким торжеством сретается Тот, Кто доселе не имел, где главы подклонить! Сретается так, как никогда не сретали ни Давида, ни Соломона. Взирая на знаки усердия, Ему теперь оказываемые, вероятно, не один добрый Израильтянин благодарил в душе своей Бога, и думал, что колебание умов и совестей, произведенное во всей Иудее учением и чудесами великого Пророка Галилейского, кончилось наконец, что отныне Он, признанный от всех за давно ожидаемого Мессию и Спасителя, вступит во все права Свои над народом Иудейским и начнет в мире и тишине совершать дело спасения дщери Сионовой.
И однако же, братие мои, все это сретение и вся эта торжественность и усердие были только минутным зрелищем. Пройдет несколько дней, - и тот же народ, который теперь, не помня себя от радости, восклицает: осанна Сыну Давидову, - он же, не меньшей толпой, окружит преторию Пилата, и будет преизлиха вопиять: возьми, возьми, распни Его!
Судя по сему, можно бы даже подумать, что знаки радости и усердия, в таком обилии ныне расточаемые при сретении грядущего в Иерусалим Господа, были следствием не истинного чувства, а плодом лицемерия и желанием усыпить свою жертву, дабы тем вернее привести ее на место заклания.
Между тем, Иерусалим радуется ныне действительно от всей души; лицемерие кроется только в сердце некоторых, неисправимых и бесчувственных фарисеев.
Откуда же имеющая вскоре последовать необыкновенная превратность мыслей и чувств, умов и сердец? От пагубного легкомыслия, - от того, что дщерь Сионова, как заметил Сам Спаситель, не уразумела времени посещения (Лк. 19; 44) своего, не приняла труда подумать, что требуется от нее, дабы святая радость, ныне ею овладевшая, осталась за нею навсегда. Как пришли в восторг случайно, увлекшись видимостью, так, случайно же, придут в ярость ожесточения, положившись на то, что внушит злоба и клевета.
Много можно было бы сказать против сего преступного легкомыслия Иудейского, но к чему послужили бы для нас в этом случае подобные обвинения? Дщерь Сионова уже суждена и осуждена Тем, Кто избрал ее некогда из всех дщерей человеческих. Довольно посмотреть на каждого из потомков древнего Израиля, чтобы с ужасом признать на нем печать гнева Божия.
Вместо осуждения Иерусалимлян гораздо полезнее обратиться к себе самим и посмотреть, не происходит ли и с нами подобного? Наше ежегодное, во время Великого поста, говение, наше покаяние и исповедь, наше причащение Святых Тайн, что все это, как не торжественное сретение Господа и Спасителя, грядущего к душе нашей подобно тому, как шел Он ныне в Иерусалим погибающий? Кто из нас не является притом, якоже един от усердных Иерусалимлян? Как они вопияли: "Осанна Сыну Давидову!", - так и каждый из нас говорит: "Верую, Господи, и исповедаю!" Каждый именует себя первым из грешников; каждый клянется не давать лобызания якоже Иуда; каждый не ризы только свои, но и самого себя повергает на землю пред чашею Завета. Можно ли, казалось бы, усомниться в искренности и твердости таковых чувств и обещаний? - И Господь каждый раз полагается на слова наши, верит нашим устам и сердцу, - и предает нам Тело и Кровь Свою!
Но что выходит из всего этого? Долго ли остаемся мы верны обетам нашим? Проходит несколько дней, - и мы те же, что были прежде: опять прежние грехи, прежние страсти, то же нерадение о своей душе и совести, та же жестокость к ближним, та же безумная приверженность к утехам чувственным.
Судя по сему, и о нас надлежало бы подумать, что мы каемся, исповедуемся, причащаемся не от расположения сердечного, а лицемерно. Но в нас не бывает сего. Мы воистину хотели бы своего спасения; и каждый раз, приступая к исповеди и причащению, надеемся сделаться лучшими. Что же мешает тому? Помилование принято, благодать освящения преподана, на душе и совести легче и светлее; откуда же опять возникает зло и нечистота? Кто паки повергает нас в бездну греха и погибели? Наше легкомыслие...
Мы не принимаем труда упрочить святое дело покаяния, не берем мер против прежних наклонностей греховных, удовлетворяясь несколькими днями говения, останавливаемся на одной наружности Таинства, - и доброе, в нас начавшееся, не поддержанное, не питаемое, подавляемое, - слабеет, вянет, исчезает.
И сколько раз в жизни повторяется над нами это злополучное приключение! Израильтяне раз только, в день Входа Господа в Иерусалим, оказались пред Ним столь легкомысленными и клятвопреступными; мы делаем то же самое каждый год; и многие, вероятно, будут делать то же до конца жизни своей... Увы, может ли быть что-либо злополучнее?
Обратим же, братие мои, обратим внимание на столь бедственное состояние души нашей. Вот, и еще оканчивается один из Великих постов.
Да не будет и он, подобно прежним, повторением наших неверностей пред Господом!
Да соделается он постом истинно Великим для нас тем, что мы, в продолжение его, оставили навсегда путь греха и погибели и начали жизнь чистую и святую! Аминь.
