Внешний образ жизни старца Амвросия и его келейное правило
Старец Амвросий каждую минуту своей жизни посвящал служению ближним. И чтобы хоть немного понять это, необходимо рассмотреть образ жизни о. Амвросия.
Внешняя обстановка жизни о. Амвросия была самая скромная. По кончине старца Макария он перебрался в другое помещение – в домик, который находился справа от святых ворот скита, коридором он разделялся на две половины. В одном – келья старца, в другой – приемная келья, где он принимал почетных гостей, и келья второго его послушника. Вход в скит лицам женского пола был запрещен, но расположение домика близко около ограды дало возможность построить между домом и оградой помещение с отдельным входом, позволяющим входить в эту комнату, не заходя в скит. Старец называл ее «хибаркой», и служила она для приема посетительниц. Во всех перечисленных помещениях, как в домике, так и в хибарке находились святые иконы. В частности, в келье старца находились: икона «Нерукотворного Образа», иконы Божией Матери «Тамбовская» – родительское благословение, «Скоропослушница», «Киево-Печерская» с предстоящими преподобными Антонием и Феодосием и икона св. великомученика Пантелеимона. Здесь же на стенах висели портреты выдающихся духовных лиц: митрополитов Филарета Московского и Филарета Киевского, Вышенского затворника епископа Феофана, Троекуровского затворника Илариона, протоиерея Феодора Александровича Голубинского, протоиерея Иоанна Ильича Сергиева, оптинских старцев: иеросхимонаха Леонида, иеросхимонаха Макария, архимандрита Моисея и другие портреты. Кроме койки в келье был еще аналой в виде шкафчика с необходимыми книгами для вычитывания правил, а также стол-»конторка», где писарь писал диктуемые старцем письма, шкаф со святоотеческой литературой, два старинных кресла для почетных гостей и несколько стульев.
Повседневная жизнь о. Амвросия начиналась с келейного правила. Старец вставал вчаса четыре. По его звонку приходили келейники и прочитывали утренние молитвы, двенадцать избранных псалмов и первый час. Отдохнув немного, старец слушал третий, шестой часы, изобразительные псалмы, а также канон (в зависимости от дня) с акафистом Спасителю или Божией Матери. Вечернее молитвенное правило состояло из малого повечерия, канона Ангелу Хранителю и вечерних молитв. По окончании правила старец испрашивал у предстоящих прощение, после чего они брали у него благословение и направлялись к выходу. Как видно, правило было несколько даже меньше обычного монашеского правила, но необходимо учесть, что о. Амвросий нес тяжелый крест болезней и подвиг служения народу. Целый день дверь его кельи была открыта, и сотни лиц шли к нему, чтобы получить от него духовное утешение, разрешение житейских вопросов, укрепление, вразумление, прощение грехов. И так каждый день, и не один год, а в течении более тридцати лет. Измученный, усталый, едва переводя дыхание, старец, возвратившись в свою келью, вместо отдыха слушал краткое правило. Если все это представить, то станет ясно, что и это правило стоило ему больших усилий.
Тяжело заболев, о. Амвросий терпеливо нес тяжкий крест болезней до самой кончины. В 1871 году из-за геморроидальных истечений старец настолько обессилел, что долгое время не мог сам переходить их кельи в келью и был вынужден передвигаться с помощью келейников. К этому еще надо добавить, что старец был очень чувствителен к перемене температуры и при небольших изменениях быстро простуживался. Старец сам говорил: «Жару и холод равно не выношу. В меру только один семнадцатый градус, а выше и ниже дурно влияет». В зимнее время, не выходя из кельи, старец часто получал сильную простуду от одного холодного воздуха, если посетители, не обогревшись, входили к нему прямо с улицы. Старец также страдал расстройством желудка, так что даже небольшое количество пищи (обычно старец съедал не более чем может съесть трехлетний ребенок) вызывало у него рвоту. В одном из писем старец писал: «Болезненные прижимки во всем теле есть, и от холоду и от невольного голоду. Много вещей есть, да многое нельзя. Слабый желудок и неисправные кишки не дозволяют. Впрочем, по старой привычке, я все-таки понуждаюсь есть, хотя после и приходится большую тяготу понесть от головной боли и от рвотной доли». Старца мучила также испарина, по причине которой он часто менял белье и носки. В довершение всего чувствовалась постоянная слабость, невозможность хоть малое время стоять на ногах. Все эти недуги лишали старца возможности совершать Божественную литургию, о чем он очень скорбел. Доктора, которые по просьбе лиц, любивших старца, навещали его, всегда говорили, что его болезни особенные. «Если бы вы спрашивали меня о простом больном, – говорил один из них, – я бы сказал, что остается полчаса жизни, а он, может быть, проживет и годы». Старец существовал благодатию. Он не отказывался от медицинской помощи. У себя в келье он имел полочку, заставленную разными лекарствами, но всю надежду возлагал на Господа и Его Пречистую Матерь.
Во время тяжелых болезней, по просьбе старца, в его келье служились молебны перед чудотворными иконами Божией Матери, которые приносились по этому случаю из других мест. Так, в 1871 году (как уже говорилось, старец тяжело болел в этом году) из Козельска приносилась чудотворная икона Божией Матери «Ахтырская»; из Мещевского Георгиевского монастыря – икона «Всех скорбящих Радосте»; из села Калуженки – «Калуженская». По заказу почитателей старца, на Афоне была написана и доставлена в его келью икона св. великомученика Пантелеимона, молитвы перед которой доставляли ему значительное облегчение. И часто болезнь старца, подолгу беспокоившая его и не уступавшая никаким врачебным средствам, в таких случаях прекращалась. О том, как страдал старец, видно из его слов, которые однажды невольно вырвались у него: «Если я скажу иногда про свое здоровье, то только часть. А если б знали все, что я чувствую... Иногда так прижмет, что, думаю, пришел конец». Старец терпеливо и со смирением переносил все испытания. Часто от него можно было слышать: «Терпел Моисей, терпел Елисей, терпел Илия, так потерплю же и я».
Только в молитве старец находил утешение в поддержку своим крайне слабым силам. Но сам старец о своей молитве говорил так: «Вот в Глинской пустыне умер один старец, так у него часа три после смерти рука все перебирала четки. А я вот, грешный, и не знаю, когда только их перебирал, – добавил батюшка со вздохом и печально махнул рукой. – Я даже и в монастыре-то, пожалуй, всего только один год прожил». Но как много мы находим в его жизнеописании свидетельств горячей, слезной молитвы старца Амвросия. Например, когда в его келье отправлялся молебен с акафистом перед чтимой им келейной иконой Богоматери «Достойно есть», он умиленно взирал на благодатный лик Царицы Небесной, и все видели, как слезы струились по его исхудалым щекам. Когда он молился, все лицо его преображалось, и он погружался в созерцание неизреченной славы небесной. Один раз келейник старца, подходя к нему под благословение в конце утреннего правила, увидел лицо старца светящимся. Позже он по своей простоте спросил его: «Или вы, батюшка, видели какое видение?!» Старец, не сказав ему ни слова, только слегка стукнул его по голове рукой (это было знаком особенного старческого благоволения). Старец Амвросий всегда имел особое благоговение к Божией Матери, как к единой всемощной Предстательнице и Заступнице рода христианского пред Ее Сыном, Царем и Господом. Поэтому ни одного Богородичного праздника не пропускал он без того, чтобы не отправить пред Ее святой иконой келейного бдения.
Как истинный подвижник, старец Амвросий всегда чувствовал потребность молитвы, ибо только в молитве он обретал необходимую духовную и телесную силу, нужную для его высокого старческого подвига. Ни одного своего решения старец не принимал без усердной молитвы и без ясного указания Божия. Одна Шамординская монахиня рассказывает, что о. Амвросий назначил ей трудное послушание в трапезной. Не надеясь на свои силы, она несколько раз просила освободить ее, но старец неожиданно сказал: «Ведь я же не сам тебе назначил это послушание, такова воля Царицы Небесной».
О. Амвросий, как и каждый подвижник, стремился к уединенной молитве. Иногда он удалялся в монастырскую дачу, находящуюся верстах в десяти от монастыря, а когда усердием его почитателей была построена отдельно стоящая лесная келия, он уезжал туда. Там его также ожидали посетители. И только ночью, когда весь мир спит, когда спят те, которые оставили в его кельи свои горести и грехи, старец Амвросий, забывая себя, протягивал к небу свои руки, в слезной молитве прося милосердного Господа о ниспослании благодатного утешения и покоя в души его духовных чад. И тот факт, что в Оптину к старцу из мира, забывая неудобства сложного тогда пути, съезжались представители всех сословий, свидетельствует, что молитва старца всегда была слышима.
