Святитель Иоанн Шанхайский
Перейдя Кедронский поток, Господь с учениками вошел в Гефсиманский сад, и сказал бывшим с Ним: «Прискорбна есть душа Моя до смерти, побудьте здесь и бодрствуйте со Мною». И отшед немного, Он пал лицом Своим на землю и молился. О чем же так пламенно молился Иисус? О чем умолял Он Небесного Отца, трижды припадая Своим лицом до земли? — «Авва Отче Мой! Все возможно Тебе; о если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня. Если возможно, да минует Меня чаша сия; пронеси чашу сию мимо Меня. Впрочем, не как Я хочу, но как Ты, не Моя воля, но Твоя да будет. — Отче Мой, если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ея, да будет воля Твоя».
Господь Иисус Христос был Богочеловек. Сообразно двум естествам, Господь имел и две воли. Господь подчинил Свою человеческую волю Божеской — искал лишь того, чтобы творить волю Небесного Отца (Ин. 5, 30); духовная пища Его была — «творить волю Пославшего Его и совершить дело Его» (Ин. 4, 34). А совершить предстояло дело, равного которому не было, которому должна была изумиться даже безчувственная неодушевленная природа. Надлежало искупить человека от греха и смерти, восстановить единение человека с Богом. Надлежало, чтобы безгрешный Спаситель поднял на Себя весь человеческий грех, чтобы Он, не имеющий собственных грехов, почувствовал тяжесть греха всего человечества и так возскорбел о нем, как может только совершенная святость, ясно ощущающая даже малейшее отклонение от заповедей и воли Божией. Надлежало, чтобы Тот, в Ком ипостасно было соединено Божество и человечество, Своим святым, безгрешным человечеством испытал весь ужас удаления человека от своего Творца, разобщения греховного человечества с источником святыни и света — Богом. Надлежало, чтобы безгрешный Праведник, отверженный грешным миром, за который и от которого Он страдал, простил человечеству это злодеяние и обратился к Небесному Отцу с молитвой, чтобы и божественная Правда простила ослепленному диаволом человечеству это отвержение своего Создателя и Спасителя. Такая святая молитва не могла не быть услышанной, такая сила любви должна была соединить источника любви — Бога с теми, кто хоть теперь почувствуют эту любовь и, поняв насколько до сих пор пути человеческие отстояли от путей Божиих, возымеют крепкую решимость — через воспринявшего человеческое естество Создателя опять вернуться к Богу Отцу.
И вот пришел час, когда это все должно сбыться. Через несколько часов вознесенный на Крест Сын Человеческий всех привлечет к Себе Своим самопожертвованием. Перед напором любви Его не смогут устоять греховные человеческие сердца. Любовь Богочеловека разобьет камень людских сердец. Они почувствуют свою нечистоту и тьму, свое ничтожество и, только упорные богоненавистники не пожелают просветиться светом Божиего величия и милосердия. Все те, кто не отвергнется от Призывающего их, озаренные светом любви Богочеловека, ощутят свою удаленность от любящего Творца и возжаждут соединения с Ним. И произойдет невидимо величайшее таинство — человечество обратится к своему Создателю, а милосердный Господь с радостью примет тех, кто от клеветника диавола возвращается к своему Первообразу. Разрушилось преграждение вражды. «Милость и истина встретились, правда и мир облобызались», — правда приникла с небес, ибо от земли на Кресте воссияла воплощенная Истина. — Наступил час, когда все это должно было произойти.
Однако не будет спасительна эта жертва, если Он будет испытывать лишь Свои личные страдания — Он должен был терзаться теми греховными язвами, от которых страдает человечество. Сердце Богочеловека наполняется невыразимою скорбью. Все грехи человеческие, начиная от преступления Адамова и кончая теми, которые будут совершаться тогда, когда загремит последняя труба, — все великие и малые грехи всех людей предстали пред мысленным взором Его. Как Богу, Ему всегда они были открыты, — «вся явлена пред Ним суть», но теперь всю тяжесть и мерзость их испытывает и Его человеческая природа. Ужасом наполняется святая безгрешная душа. Он страдает так, как не страдают сами грешники, которые своим огрубелым сердцем не чувствуют, насколько оскверняет грех человека и удаляет его от Создателя. Страдания Его тем сильнее, что Он видит эту огрубелость и ожесточенность сердца, что люди «ослепили глаза свои, да не видят, и не хотят слышать ушами и обратиться, чтобы Он исцелил их».
Невыразимо тяжел для Него принятый на Себя человеческий грех. Этот грех давит Иисуса, делает имеющие наступить страдания невыносимыми. Христос знает, что когда страдания достигнут наивысшей степени, Он будет совершенно одинок. Не только между людьми никто не может облегчить их — «ждах соскорбящаго и не бе, утешающих и не обретох,» (Пс. 68, 21), — но даже для полного ощущения тяжести грехов попущено будет Ему почувствовать и тяготу разобщения с Небесным Отцом. Пусть ни на одно мгновение человеческая воля Его не разойдется с Божеской, об этом и молит Богочеловек Своего Небесного Отца. Но, если только так человечество может быть привлечено к своему Создателю, пусть и в этом случае исполнится благоволение воли Божией. Пусть будет воля Его, и пусть человеческая природа Иисуса даже в самые ужасные мгновения не пожелает ничего, кроме одного — исполнения воли Божией, совершения Божиего домостроительства. Об этом именно молился Христос в саду Гефсиманском, «с сильным воплем и со слезами во дни плоти Своей принес молитвы и моления Могущему спасти Его от смерти» (Евр. 6, 7).
И добровольно выпив до дна всю чашу душевных и телесных страданий, Христос прославил Бога на земле, — совершил дело по величию не меньшее, чем само сотворение мира. Он восставил падшую природу человека, примирил Божество и человечество, и сделал людей причастниками Божеского естества (2 Петр. 1, 4).
